К 92 - летию со дня рождения Леонарда Дмитриевича Постникова

Человек проживает свою жизнь в помыслах, словах и делах. В конечном счете остается только последнее (если он, конечно, не писатель, но и тут слово есть дело).

Мрачновато-расхожее "в конечном счете" к Леонарду Дмитриевичу Постникову будто и не относится. Невзирая на то, какое время на дворе, вдали от шума городского, он живет так, чтобы видеть все новые результаты своих трудов не когда-то, а сейчас. Работает и работает. И в итоге - невообразимая для глубинки горнолыжная школа олимпийского резерва "Огонек", взаправдашняя деревня времен Ермака, называемая культурно-этнографическим центром, единственный в мире музей фристайла, "казачья" Свято-Георгиевская церковь, музей писательских судеб... Постников - тренер, педагог, краевед - всего этого основатель.

Думается, XX ли век, какой ли другой проживает свою жизнь именно такими деятельными людьми. Ими и остается. 

Корбюзье тоже был заводной
(Из рукописи Л. Д. Постникова)

Площадь находилась у самых проходных, потому и называли ее все по-свойски - заводской. Там тогда было много пивнушек, где разгоряченные за смену металлурги "принимали на грудь". А к самой дороге прилепился наполовину вросший в землю домишко. Среди других закопченных халуп эта отличалась лютой чернотой.

- Вот вам и школа, - пробасил заведующий Чусовским гороно, отводя взгляд. - Поживете пока тут.

Мне, конечно, раньше обрисовали, в какую дыру я попадаю по институтскому распределению. Знал я и то, что это была самая паршивая спортшкола в области: три директора за последний год, на все заведение - полторы штатных ставки (директор да полтехнички), зато по отчетам культивировалось аж 12 видов спорта - ровно по числу нужных для спартакиад. Вот и все школьное хозяйство уместилось в потрепанном рюкзаке, который мне передали при вступлении в должность.

Но, честно сказать, я не был расстроен. Наоборот, даже доволен, что надо начинать все с нуля. Ведь я и учился с таким настроем, чтобы потом заниматься большим спортом, готовить настоящих спортсменов высокого класса.

Когда понял, что здесь большого спорта не будет, стал расстраиваться и, наконец, взвыл. В отчаянии пришел к моему учителю по жизни и тренеру Константину Яковлевичу Кему, могучему десятиборцу и Дон Кихоту спорта. "Чего ты хочешь, - сказал он, выслушав мои жалобы на отсутствие спортивной базы. - Там есть горы... Не хуже альпийских. Вот и займись горными лыжами".

Специализированных школ в ту пору, в середине 50-х годов, практически не было. Я закрыл все отделения, сохранив только плавание и слалом. На московской базе спорттоваров закупил все детские горные лыжи. В Мытищах взял в долг первый экспериментальный подъемник. И мы враз стали самой богатой в стране специализированной горнолыжной школой.

Меня предупредили, что о новостройке не может быть и речи. С трудом я выбил деньги на капремонт - и все-таки решил пустить их на новый корпус. Но где?

- Только в Новом Городе! - говорили мне местные начальники.

- Но у нас на "Огоньке" уже целое хозяйство, горы, трассы, подъемник. Наконец, лесной воздух, речка...

Когда мои доводы не подействовали, я принес в горисполком альбом-книгу немецкого архитектора Рудольфа Ортнера.

- Смотрите, высшая спортивная школа Мюнхен-Грюнвальд в лесу, швейцарская гимнастическая школа в Магглинге - в лесу, спортивная школа Бозен Ладинг - в лесу!

- Вы что, забылись? На кого ссылаетесь? Завтра в 10 утра быть в Новом Городе для выбора площадки.

И утром я стоял на площадке. Только другой - 136-м километре Горнозаводской дороги. Поджидал электричку. Не торопясь, ровно неделю спускались мы с собакой Найдой на байдарке по шумящей порогами Чусовой.

Никто не догадывался, что я удрал сюда, на "Огонек". А когда разоблачили - шум был страшный. К базе нет дороги, нет электричества, нет телефона. И чем я вообще занимаюсь?

Еще больше взъярились, когда я пригласил в Чусовой студентов самого престижного в стране Московского архитектурного института проектировать учебный корпус "Огонька". Талантливым ребятам с их безудержной фантазией нужен был опытный руководитель-консультант. Бог послал нам Ивана Сергеевича Бородкина, вышедшего на пенсию инженера-строителя. Надо отдать должное, споры с ним будущие архитекторы вели профессиональные, ну и не без столичных заскоков, конечно. Как-то разговор пошел вокруг имени Ле Корбюзье.

- Между прочим, - сказал деликатный Бородкин, - Шарль Эдуардович был такой же заводной, как и вы.

- Это вы о ком, Иван Сергеевич?

- О Корбюзье. Мы с ним вместе в 30-х проектировали известный теперь всему миру Дом Центросоюза. На улице Кирова, бывшей Мясницкой. В Москве. А Шарль Эдуардович, кстати, был не только архитектором - он еще и рисовал, и лепил, и писал книги.

- Надо же! - потрясенно воскликнул кто-то из ребят. - В нашем здании будет витать дух великого человека!

С тех пор в нашей речке Архиповке немало воды утекло вместе с годами. Учебный корпус по проекту московских студентов мы, конечно, построили. Как и другие новые корпуса, санную трассу, трамплин. А в том самом первом здании "Огонька" появилась стена автографов с россыпью имен знаменитых художников, артистов, писателей, побывавших здесь. Среди них - слова Зиновия Гердта: "Восхищен, изумлен, ничего подобного, в смысле воспарения души, в жизни не встречал".

Постников вырастил восемь десятков мастеров спорта, пять из них - международного класса. Сотни раз его ребята становились победителями и призерами чемпионатов, первенств и кубков страны. Среди десятков призеров международных соревнований - дважды чемпион мира и серебряный призер Олимпиады в Норвегии Сергей Шуплецов.

Сейчас Постников спортивными делами не занимается. Но на днях, разговаривая со мной, не мог удержаться, сказал: "Тут у нас проходил российский чемпионат. Так мой внук Никита подарок мне преподнес - чемпионом России стал".

Буржуйский спорт в варначьем городе
(Из воспоминаний Л. Д. Постникова)

- Надо же, - удивился наш бывший земляк Виктор Петрович Астафьев, когда узнал, что мы начали заниматься фристайлом, - буржуйский вид спорта в варначьей Чусовой!"

А нам фристайл сразу пришелся по душе. Тогда в нашей стране он только появился. Им занимались в Москве, на Украине да в некоторых городах Сибири. Я пригласил энтузиастов этого дела из столицы. Считалось, во фристайле "зеленая улица" акробатам. Мы пошли от горных лыж и сразу вырвались на российскую, а вскоре и на мировую арену.

Грех не сказать здесь о нашем Сереже Шуплецове, хотя говорить о нем мне до сих пор больно. "Это была молния! Сергей словно взрывался на трамплинах в стремительной смене фигур... Никакого другого слова, кроме слова "фантастика", на ум прийти не могло... Это был восторг, потрясение, ослепление чудом!" Так писал мой друг, бывший ученик, а ныне секретарь Союза писателей России Валентин Курбатов, посмотрев телевизионные кадры выступления нашего воспитанника на Олимпийских играх.

Совсем скоро после этого головокружительного взлета Сережи не стало - разбился на мотоцикле в Альпах. И похоронили его во Франции. Мечтаю поставить ему памятник на берегу Архиповки - вот и проект уже нарисовал. Да все, как всегда в последние годы, - нет на "память" денег. Зато недавно в одном из домов "деревни" открыли мы первый в истории спорта музей фристайла. Скажи сейчас нашим ребятам, что это буржуйский вид спорта, - лишь засмеются.

А ведь сколько раз мне в глаза этим тыкали. Открыто называли бредовой идеей. Подло хватали за руку при любой зацепке. Это даже не олимпийский вид, зачем на него тратить силы и средства - был главный довод. Стал олимпийским. И так - каждый раз: и с горными лыжами, и с санями, и с фристайлом...

Будто сама судьба метит меня: живу в вечных конфликтах с начальниками. Порой сидим с внуком Никитой у камина, и он вдруг говорит: "Что-то у тебя, дед, дрова горят потухловато". А это у меня дела идут тухло.

Сейчас смешно вспоминать, а до чего доходило...

- Ты знаешь, кто у нас Генеральный секретарь партии? - первым делом спрашивают нашу девчушку (между прочим, мастера спорта) на "пропускной" комиссии.

Она растерянно молчит. А ей так ласково:

- Ну, как ты поедешь за границу? Надо историю подучить.

И все равно я благодарен этим "вокругзарубежным" конфликтам. Они вывели меня на мысль, что в детях можно и нужно не только развивать спортивный или какой другой талант, но и "привить" их к родной земле. Так родилась идея создать музей истории своего края. Прямо на "Огоньке".

...Мы возводим часовню, вывезенную из деревни Шалыги. Это странное сооружение, которое долгое время занимал сельповский магазин, я увидел случайно. На высокой подклети стоял древний, но хорошо сохранившийся сруб, с венцами явно не пиленными, а рубленными топором - верный признак почтенного возраста. За почтенность его и списали, а совхозная замполитиха купила за 200 рэ на дрова. Там же, в деревне, от 90-летнего старожила я узнал и историю церкви. Стукнуло ей уже четыреста лет. Когда-то на верхотуре ее было три колокола да три креста... У замполитихи я "дрова" тогда откупил.

Пока собирали само здание, макушки с крестами были на земле. Никто на них и внимания не обращал. Подняли их в воскресный день. В понедельник люди приходят: церковь с крестами стоит!

Не знаю, кто донес, но через час у меня звонок. "Леонард Дмитриевич, - голос уполномоченного по религии из горисполкома сам как колокол бьет по ушам, - убирай к такой-то матери эти кресты!" "Не уберу, - отвечаю. - Во-первых, без крестов церкви стоять не положено. Во-вторых, когда с кремлевских храмов и с Василия Блаженного кресты снимут, тогда и я сниму". Чуть позже звонит секретарь по идеологии горкома. Уже вежливо, спокойно, как человек, имеющий власть. И тоже: - "Надо убрать. Уберите..."

А что они всполошились-то? Оказывается, едет первый секретарь обкома Коноплев. Как правило, на "Огонек" он всегда заезжал. И вот вижу: свита, он выходит из машины. Посмотрел, помолчал и вдруг говорит: "Леня, ты на этом не останавливайся. А то тебя неправильно поймут. Продолжай дальше".

И вот продолжаю. Уже 16 лет.

Пять лет назад очередной конфликт все же выбил Постникова из седла. "Огоньковского", директорского, в котором он провел 40 лет. Его вынудили-таки написать заявление на расчет. Долго не решались издать приказ. Он на поклон не пошел. Остался на своем, "музейном" берегу.

Только скоро и здесь Леонарду Дмитриевичу оказалось тесно. В самом городе он давно присмотрел дом-"скворечник", который собственными руками построил и где жил когда-то Виктор Астафьев. Вот и решил Постников открыть в нем музей писательских судеб - с Чусовым, кроме Астафьева, связан еще десяток литераторов. Музей уже работает, экспозиция формируется по сей день.

Речка пляшет сквозь слезы и смех
(Из разговоров с Л. Д. Постниковым)

Терпеть не могу, когда меня спрашивают, что оставлю после себя. Вот уж о чем меньше всего думаю. Приходится заниматься сиюминутными делами: где достать гвозди, как украсть доску-другую, у кого выпросить машину на пару часов... И нет ни секунды, чтобы заглядывать вдаль. Может, оно и к лучшему.

Сам я - крестьянских корней, родился в уральском селе. Это уже моя мать стала учительницей, а отец - директором театра. Дед же, кстати сказать, доживший до 106 лет, был деревенский кузнец, самый авторитетный в округе. Может, толкала и дедова кровь, когда я три года искал по деревням, а потом ставил на своей улице настоящую кузницу. Теперь вот пыхтит мехами, работает.

Я не люблю называть наши постройки, утварь и вещи в них экспонатами. Когда переберешь каждый дом по бревнышку (минимум, уходит около года), когда переворошишь множество книг, сверяя, оттуда ли эта предметина вышла, все они становятся будто живые. И связаны для тебя не только с тем временем, в котором они жили. Связаны с сегодняшними людьми, что помогли им вернуться.

Вот эту икону я выудил из-за "колючки" - прослышал, что там есть "чокнутый на религии", попал в их мастерскую и буквально выдернул работу из рук мастера, когда он приготовился раскрашивать ее локшовыми тюремными красками. А церковь, в которую попала икона, помогали восстанавливать ребята из пермского ПТУ-27, будущие реставраторы, - приехали на экскурсию, да так и остались на месяц поработать. Вон ту веселую роспись на крестьянском доме сделали студентки-художницы с институтского курса Евгения Николаевича Широкова, они здесь часто бывают... Заметил: тут люди высвечиваются в своей истинности.

Как-то заезжий модный экстрасенс-фокусник выступал во Дворце культуры. Я на такие концерты не ходок, но его в перерыве, чтобы чем-то занять, привезли ко мне. Бродим по музейной улице, я все показываю. Вижу, физиономия у мужика тоскливая: мол, куда привезли. Заходим в крестьянский дом - смотрю, стал оживать. Потом говорит: "Знаете, я сам из крестьянской семьи, мне это все очень близко. И понимаю, как вам нелегко такое дается. Я много распространяться не буду - лучше возьмите этот конвертик". "Давай, - отвечаю, - если не жалко". А когда уже после его отъезда открыл - Боже ты мой: вся выручка от концерта, от полного зала!

...Нынешний первомайский праздник я встречал в Сибири, был на юбилее Виктора Петровича Астафьева. Мы привезли ему самый оригинальный подарок - отыскали давнюю самодельную картину на клеенке, каковские он сам рисовал когда-то, чтобы подзаработать. Повспоминали, конечно, молодость. Но больше говорили о настоящем. Он ведь у нас на "Огоньке" с год назад был, переписываемся, в курсе дел друг друга. Вон кучу экспонатов для литературного музея от него привез. Спрашивает он меня: ну и сколько ты получаешь за свой каторжный труд? 500 рублей, отвечаю. Да мне пусть хоть трояк платят - все равно пахать буду.

Из письма. Красноярский край, с. Овсянка, В. П. Астафьеву.

Виктор Петрович,
Мария Семеновна,
Как на духу вам клянусь:
Речка Архиповка
здесь не заплевана
И не затоптана Русь.
Хариус в яминах
прячется стаями,
Ива с ольхою сплелась.
В нашу церквушку
народ неприкаянный
Прет, бестолково крестясь...
Виктор Петрович,
Мария Семеновна,
ну их, и "этих", и "тех".
Речка Архиповка
русской "Семеновной"
Пляшет сквозь слезы и смех.

Газета «Звезда» 1999 г.