Дерево, лишенное корней, может стать насосом

Думаю, не ошибусь, если выдвину гипотезу, что в жизни каждого здравомыслящего и здравочувствующего человека есть люди, с которыми продолжается мысленный разговор, и не важно – удалены ли эти люди от вас в пространстве или времени. Случается, что вокруг – не то что поднять чарку-другую, а и поговорить-то не с кем, и вот тогда приходят на помощь ушедшие или отстоящие от вас на многие-многие вёрсты. И вдруг оказывается, что «ушедшие и отстоящие» гораздо ближе, нежели формально «родные и близкие». 

И вы начинаете свой незримый и неслышимый диалог с «ушедшими и отстоящими», и чарка ваша с тихим звоном касается их чарок, рождаются вопросы и звучат ответы, и «ушедшие и отстоящие» помогают вам в вашем ещё длящемся земном существовании. 

Один из таких для меня людей, уже давно и навсегда, - Леонард Дмитриевич Постников, чьё 90-летие выпадает на сердцевину нынешнего апреля. 
 
Всякий раз говорят, что история не терпит сослагательного наклонения, а я вот, представьте, не терплю именно этого выражения. Отчего же не терпит-то? Оттого, что придётся резать правду-матку, которая заключается в том, что надо было бережнее и внимательнее относиться к этому человеку, понимать масштаб его личности не после кончины, а до неё. И помогать! Не на словах, а на деле. И не вставлять палки в колёса. Или не вредить, если уж не помогаешь. Посему, ежели надо, история стерпит сослагательное наклонение. А не стерпит – наклоним. 

И наклон сей заключается в том, что Постников мог бы встретить 90-летний юбилей в своём земном привычном воплощении. За это было многое: генетический замес (матушка Леонарда Дмитриевича, рядом с которой он похоронен, ушла, когда ей исполнилось далеко за 90), окружающая природа с чистейшим запасом прозрачного воздуха, спортивная память, но самое, пожалуй, главное – созданная им и высоко оценённая выдающимися современниками «улочка русского сопротивления», уральский град Китеж, которым и во имя которого жил этот человек.
 
Помню, как в конце 80-х, когда я уже перебрался в Пермь, Постников нагрянул ко мне домой, поелику сбежал со знаменитого местного курорта Усть-Качка. С превеликим трудом вытерпел неделю – и слинял. Скукотища! Хотя тоже ведь вроде природа, разлив Камы. Ан нет. Тянул обратно Чусовой, та самая, постепенно выстраивающаяся «улочка русского сопротивления». Её основатель и хозяин вообще не был «смантачен» для отдыха в санаторно-курортном понимании. А вот искупаться зимой в леденящей Архиповке – любо-дорого!

Он обожал и отмечал всё нестандартное, поскольку и сам был таковым. Огромных размеров речной якорь, сейчас установленный рядом с памятником писателю-романтику Александру Грину. Одно время (а уличные постниковские экспозиции не были незыблемы – менялись) рядом с домиком, где расположен его рабочий кабинет (я намеренно пишу в настоящем времени, естественным образом не изъясняясь в прошедшем – «располагался»), Леонард Дмитриевич водрузил срез ствола липы,  доставленный с берегов Чусовой из села Камасино.
 
Липа была в три обхвата. Корни у неё, разумеется, отсутствовали. Но дерево не умерло. Потому что по весне, подобно гигантскому насосу, начало качать из почвы и поднимать по отпиленному с двух сторон стволу освежающие его нутро воды. И… зазеленело! Пустило отводки с клейкими почками.
 
В этом таилась мощь нечаянной аллегории. Вот лишили вы русского человека ветвей и корней, колесовали его, четвертовали, а он взял и воскрес, подпитываясь силою земли-матушки. В этом проявлялся сам Постников. Его широкая натура. Её глубина. Как написал в своё время Юрий Кузнецов, один из читаемых и почитаемых Леонардом Дмитриевичем поэтов: 

На высоте твой звёздный час,
А мой – на глубине,
И глубина ещё не раз
Напомнит обо мне…

Когда в очередной раз оказываешься в Парке истории реки Чусовой, словно видишь воочию высоту постниковских помыслов и глубину их воплощений. С юбилеем вас, Леонард Дмитриевич! 

Юрий Беликов