В предыдущую пятницу, отмечая свое 125-летие, великий писатель-странник, вечный поводырь всех тех, кто не разлучился с мечтою, Александр Степанович Грин, разминая свои гранитные ноги, форсировал речку Архиповку, перебравшись с правого берега на левый.
В этом видится, пусть фантасмагорический, но некий предугаданный смысл: даже будучи памятником, в начале 90-х годов прошлого столетия проступившим из гранитной глыбы под ударами пневмолотка пермского скульптора Радика Мустафина, Грин не устоял на месте - ему потребовались движение, намек на авантюру, иное измерение... А как же: на дворе ХХ1-й век!
Этот порыв прибыли поприветствовать представители двух писательских Союзов Перми - поэты Владислав Дрожащих, Анатолий Субботин, Роман Мамонтов, Григорий Данской (с гитарой) и автор этих строк, а также - Анатолий Гребнев (с гармошкой), прозаик Роберт Белов и бард Евгений Матвеев. Действо происходило под открытым небом у памятника и привлекло немало зрителей, по такому случаю специально съехавшихся к Арининой горе - в этнографический парк "Музей истории реки Чусовой".
БИЛЕТ В СТРАНУ "АЛЫХ ПАРУСОВ" НЕУМЕСТЕН
Отчего живет зов моря в тех, кто рожден за тридевять земель от его изумрудно-лазурного коварства, кто и моря-то в глаза не видел? Почему вятский мальчик Саша Гриневский, которого в школе звали Грином, вдруг создал, повзрослев, причудливый мир "Алых парусов", будоражащих воображение уже многих поколений сухопутных недорослей?
105 лет назад в Пермь из Вятки приехал 19-летний нескладный юноша с тремя рублями в кармане и татуировкой на груди в виде шхуны с двумя парусами. Случилось это 23 февраля 1900-го года. Задержимся на этой дате и поймем, почему она для нас важна.
В "Автобиографической повести", написанной уже в крымский период жизни, Александр Степанович отмечает, что 23 - счастливая для него цифра. 23-го числа (в августе) он родился, 23-го - день свадьбы с Ниной Николаевной и на 23-е же выпадает отсчет уральской одиссеи. Стало быть, период, полный мытарств и испытаний, градостроитель Зурбагана и Лисса по прошествии времени называет счастливым. Почему?
Попробуем найти ответ. Ушлые контролеры в районе станции Чусовская ссаживают юношу с поезда за безбилетный проезд. Но это его особо не удручает - он воодушевленно шагает по шпалам в сторону Пашии, наслушавшись рассказов, что где-то там, на глухих таежных речках, мужики намывают золото.
Чем только не занимается Грин в пору своих скитаний по Уралу! Работает плотогоном на реке Вижай, выкачивает воду из шурфов на Шуваловских приисках, подвозит руду к Пашийской домне, валит лес: Вот тут-то, на валке леса, он подружился с дроворубом богатырского телосложения Ильей. Илья обучил Александра премудростям первого надпила и забивания в него клиньев. Взамен же вечерами вятский пилигрим рассказывал в лесной избушке богатырю сказки. Вот свидетельство:
"Илья был моей постоянной аудиторией, - вспоминает Грин. - Неграмотный, он очень любил слушать, а я, рассказывая, увлекался его восхищением. За две недели я передал ему весь свой богатый запас Перро, братьев Гримм, Афанасьева, Андерсена. Когда же запас кончился, я начал импровизировать и варьировать по способу Шахерезады".
Не в Вятке, не в Феодосии, не в Киеве и не в Москве - Грин как писатель начался здесь, на Урале. А если брать уральскую конкретику, то это Горнозаводская ветка - Пашийско-Чусовской куст. А разбудил в Александре позднее развившуюся страсть к сочинительству простой русский мужик Илья. Мало кто знает, что первые рассказы Грина, публиковавшиеся в дореволюционной прессе, насквозь реалистичны, хоть и наполнены романтикой бродяжничества. Но и последующие, уже фантазийные образы и персонажи несут отсвет поглощенного авторской памятью того человеческого колорита, который, как золотой песок в ракушку, запал в душу будущего писателя во время его прикамских приключений.
Когда Саша Гриневский возвратился из Перми в Вятку, отец начал расспрашивать сына о его путешествии. Александр отвечал с достоинством сочинителя, пользующегося успехом у "постоянной аудитории": мол, сперва он влился в разбойничью шайку, даже почти договорился с напарником убить и ограбить старуху, пустившую их на постой, потом в лесу намыл много золота и: промотал его в кутежах. Иными словами, жил да был Саша Гриневский, а из уральских дебрей вернулся Грин.
Вот почему недалеко от железнодорожной насыпи, вдоль которой когда-то шел ссаженный с поезда за безбилетный проезд юный кладоискатель (а уместен ли билет в страну "Алых парусов"?), великий подвижник Чусовского края Леонард Постников по проекту скульптора Виктора Бокарева установил, как мы уже отмечали выше, гранитный памятник Александру Грину. Кстати сказать, памятников автору "Бегущей по волнам" - раз-два и обчелся. А изваяний молодого Грина вообще до сей поры не было. И нигде - ни в Феодосии, ни в Вятке (то есть нигде в России) - нет памятников писателю, что назывется, в рост.
ПАМЯТНИКАМ ТОЖЕ СВОЙСТВЕННО ОГЛЯДЫВАТЬСЯ
Грин прорывался из гранита на моих глазах. Бывший чусовлянин, живущий в подмосковном Жуковском ученик Эрнста Неизвестного Виктор Бокарев показывал мне тогда свой выполненный в глине проект: будущий писатель стоит на фоне прибрежной чусовской скалы, а на его плече - словно материализовавшееся воспоминание об Урале, ручной ястреб, в действительности живший в домике крымского затворника.
По мере вызволения Грина из камня, в котором пришлось участвовать Радику Мустафину, претерпел изменения и проект. Ястреб взвился с плеча в небо и растворился там в поисках добычи, а у ног памятника проступил завиток речной ракушки...
Грин высился у клуба "Алый парус" на правом берегу Архиповки, где расположилась школа олимпийского резерва "Огонек". И, казалось, здесь ему и место. В клубе собирались воспитанники школы на зов поэтического слова и гитарных аккордов приезжавших сюда творцов. Но со временем, когда Леонард Дмитриевич Постников был отодвинут от общих "огоньковских" дел и целиком сосредоточился на возведении своего Китеж-града - старинной улочки с источающими красоту утерянной русской жизни крестьянским домом, торговой лавкой со всем распахом былых товаров, часовней Ермака (Хохловка кажется на этом фоне набором подарочных шахмат), вот тогда-то захирел и клуб, в одночасье превратившийся в элементарный бар.
Теперь уже Грину здесь было не место. Он же, хоть и выпить горазд, следопыт иных измерений! Памятник всё чаще и чаще оглядывался на противоположный берег, где, отражаясь в воде, ниспадающей маленьким водопадиком, под тем самым железнодорожным полотном таинственно зеленел тоннель, над сводом которого проступала выложенная в камне дата: 1911. Через десять лет, как по этим путям прошел 19-летний Саша Гриневский, был прорублен проход (на современной языке - прокол), сквозь который побежала речка Архиповка.
Вот что сказал о "тоннелях в творчестве самого главного романтика ХХ-го века" выступивший у памятника поэт Анатолий Субботин:
- У Грина - маска, что он - романтик. На самом деле он глубже и шире, чем "Алые паруса". Вспоминаются его "Психологические новеллы", познакомившись с которыми, приходишь к мысли, что перед нами литература кошмара. Причем литература - самой высокой пробы. Например, в одной из новелл описывается заброшенный банк образца 1925-го года. Герой блуждает по этому банку в поисках съестного. Потом у него начинаются глюки: он видит крыс. Их много. Они хорошо едят и грабят друг друга. Не чувствуете? Это - цитата из нынешнего дня. Грину были открыты такие пространсвенно-временные тоннели, что через них вливались времена, в которых мы сегодня живем и в которые, быть может, еще забредут наши дети и внуки...
Как верно угадал интуитивный, прозорливый Постников: переместить памятник Грину к старинному тоннелю! Вот вам фраза, сотканная из соотношения изваяния и ландшафта, о том, что великого русского писателя Александра Степановича Грина, умершего в 1932-м году в забвении и нищете и отрекомендованного Большой советской энциклопедией реакционером, мистиком и космополитом, нам еще предстоит прочитать. Как написал сибирский поэт Сергей Марков, лично знавший "архитектора" Зурбагана и Лисса:
Скорей звоните вилкой по графину.
Мы освятим кабак моею тризной.
Купите водки Александру Грину,
Не понятому щедрою отчизной!
|
