Автограф Леонарда

В 2016 году исполняется 60 лет со дня создания детско-юношеской спортшколы олимпийского резерва «Огонёк» имени Л.Д. Постникова и 35 лет с момента основания им Парка истории реки Чусовой. Мы планируем публиковать на нашем сайте эпизоды, связанные с историей двух берегов речки Архиповки, главными действующими лицами этой истории, а также – редкие, эксклюзивные снимки. 

Кто хотя бы раз заглядывал в рабочий кабинет Леонарда Постникова, легендарного основателя Парка истории реки Чусовой, а тем более, оказывался в его избяном доме у речки Архиповки, наверняка обращал внимание, сколько там книг! Особенно – поэтических.

Лично меня это поражало с первого же дня знакомства с Леонардом Дмитриевичем. Ну, не филолог же он, не театрал, не журналист, в конце концов, а спортсмен. Директор детско-юношеской спортшколы олимпийского резерва. Откуда такая тяга к поэзии и знание её?  

Помнится, когда в середине 90-х впервые приехал к Постникову Евгений Евтушенко, и они сидели у подвесного камина в знаменитой «Аринушке» – деревянно-глинобитном вместилище, сочетающем в себе черты охотничьего домика, трактира и казачьей заставы, Евтушенко начинает читать стихотворение (не важно – своё или чужое), Постников продолжает. Начинает читать Леонард Дмитриевич – подхватывает Евгений Александрович. Кто кого заткнёт за пояс. И неведомо ещё, чья бы взяла, если бы всемирно известный поэт… не уснул бы в нужный момент прямо в креслице. Разморил каминный жар мирно потрескивающих сухих берёзовых поленьев. Леонард сделал упреждающий, братский и немного снисходительный жест: мол, не стоит будить человека. Намаялся поди, выступая по всему миру.

Однако хотелось владеть этой отгадкой – первопричиной постниковской любви к русскому поэтическому слову. Ну, да, матушка – учительница русского языка и литературы. Батюшка – первый красный директор Пермского театра оперы и балета. Но мало ли кем у кого были родители! Это не всегда обязывает. А Постников, он же отец-основоположник здешнего фристайла (по прищуристому выраженьицу Виктора Астафьева, «буржуазного вида спорта в варначьем Чусовом!»), как бы мимоходом то одарит вас собственным исполнением есенинского «Чёрного человека» («Чёрный человек на кровать ко мне садится, / Чёрный человек спать не даёт мне всю ночь...»); то поделится рубцовским «Видением на холме»: «Со всех сторон нагрянули они / Иных времён татары и монголы…»; то увлечёт заразительной пляской коренника из стихотворения Павла Васильева «Тройка»: «К такому можно пол-России / Тачанкой гиблой пристегнуть!» А ещё любил читать наизусть «Ночь весны» Владимира Луговского:

– Выходи на балкон. Слышишь – гуси летят.
– Как тогда? – Как тогда! Время к старости, брат…
– Нет, я в старость не верю, на крыльях держись!
Верю в жизнь, верю в смерть и опять снова в жизнь... 

Летом 1994-го, когда «великое архиповское наводнение» смыло железобетонную гостиницу, пошатнув в Постникове, спасавшем вместе с горсткою гостей школьное имущество и укреплявшем разверзшиеся берега, веру в человеческую порядочность (его предали, да ещё обвинили в бездействии во время разгула стихии!); когда прежде единый спортивно-культурный центр «Огонёк» разделился на два берега, Леонард читал мне вслух стихотворение Юрия Кузнецова, почерпнутое им в журнале «Наш современник». И голос Постникова защемляли подступающие спазмы:

За бортом плывёт морская карта,
И блестит Полярная звезда.
Адмирал, горит твоя эскадра!
Крейсер твой уходи навсегда…

Выскажу предположение, что русская поэзия была для Леонарда средством, с одной стороны, нетривиального постижения мира, а с другой, – своеобразным буфером душевного равновесия, смягчающим удары судьбы. И, конечно, – той магической вьюшкой, открывая которую, человек усиливает очистительную тягу в себе самом. Но…
Мало кто знал, что Постников, так почитавший отечественную поэзию, мог и сам «оковывать метром» собственную речь. И не просто зарифмовывать мысли, а стягивать их в некие программно-философские «узлы на вырост». Например:

Явились мы, в сей мир прелестный.
Мечту с пелёнок возлюбя,
Чтоб мало-мальски интересный
Смантачить мир вокруг себя.

Именно «смантачить»! Любой другой глагол, стоящий на этом месте, был бы либо нейтральным, либо излишне пафосным. А «смантичить» – значит, сделать на свой лад, наособицу. Постников любил такие слова – «смантачить», «мантулить»… Как-то, говоря о своём многолетнем «огоньковском» директорстве, написал: дескать, не работал он директором, а мантулил. Это, что в Одессе, что в Чусовом, две большие разницы.

Книга лауреата Патриаршей премии, бывшего ученика, а впоследствии долговременного друга и помощника Леонарда Дмитриевича Валентина Курбатова, озаглавленная им «Встречи в пути, или Нечаянная история литературы в автографах попутчиков», хранит, перенося нас в события октября 1993 года, постниковский почерк. Хранит наряду с автографами Виктора Астафьева, Валентина Распутина, Василия Белова, Николая Бурляева, Георгия Свиридова:

Спокойно всё в Отечестве моём.
Лежат спокойно трупы в Белом доме.
Мы телевизор смотрим и жуём,
Страной спокойно правит вор в законе.
И в Чусовом ни гроз, ни ветра, но
Таким, как мы, в подкову не согнутым,
Отсчитывает сердца метроном
Терпения жестокие минуты.

Леонард мог написать жёстко, прямолинейно. Сродни некоторым собственным устным высказываниям и поступкам. А мог – и пошутить, даже подтрунить над самим собой, о чём свидетельствует его недавно отысканное мною в залежах моих архивов четверостишие. История этого экспромта, запечатлённого рукою Леонарда Дмитриевича на обороте подаренного мне снимка, такова.

В начале 1991 года в журнале «Юность» вышел мой очерк о поиске клада Емельяна Пугачёва в одной из пещёр реки Чусовой группой свердловского профессора-геолога Анатолия Малахова. Назывался он «Я пришёл вам дать долю» и вызвал шквал явных и особенно тайных откликов. Всем хотелось стать обладателями шести бочонков золота и алмазов. А у Постникова был водителем «УАЗа» Николай Шамов, очень увлёкшийся всей этой историей и, вообще, поисками сокровищ. Да так, что забыл о своей кормившей его шофёрской планиде и даже… супружеских обязанностях. Про приусадебный участок и говорить не приходится. Помнится, когда жена уличала Николая в том, что он опять не полил огород и грозилась «расшибить ему голову», новоявленный кладоискатель принимал гордую и слегка обиженную позу:

- Мне?.. Миллионеру!..

Я же одно время «прикрывал» своего заединщика сопроводительными письмами на бланках журнала «Юность»: дабы, ежели чего, метящий в миллионеры индивидуум мог предъявить бумагу самого популярного в те времена столичного издания. И вот, памятуя обо всём этом, Леонард Дмитриевич и вывел своей рукою на обороте, судя по блёклым краскам, одного из первых в Чусовом цветных снимков:

Главному кладовщику-теоретику
пугачёвских кладов на р. Чусовой
гр. Беликову Ю. А.

А дальше уже шёл экспромт, характеризующий подпирающего пейзаж героя:

Стоит сей хрен
у лет на плахе,
Выпендриваясь, словно ухарь,
В слегка поглаженной рубахе,
Слегка застёгнутой на брюхе.
Л. Постников
11/IХ-91 г.

Широко расставив ноги и закинув пиджак за плечо, Леонард крепко стоит на левом берегу речки Архиповки, а за ним, на правобережье – такой же достопримечательный и могучий, навсегда вросший в землю раскидистый тополь.

Юрий Беликов