Детонатор русского чуда

Мастера и ветераны ЧМЗ

Сегодня – 100 лет Великой Октябрьской социалистической революции! Для кого-то это историческое событие, повлиявшее не только на судьбу России, но и на судьбы мира, по-прежнему – олицетворение триумфа. Для кого-то – синоним национальной трагедии. А всё-таки?

В разные времена я отвечаю на этот вопрос по-разному. Иногда – с точностью до наоборот. К примеру, в 1991-м, когда подвернувшимся Августом решили было оттеснить забронзовевший Октябрь, и автора этих строк распирала победная эйфория грезивших сменой вех защитников Белого дома, я приравнял бы Октябрьскую революцию к национальной трагедии. Как ни парадоксально это звучит из уст человека, строившего баррикады. Впрочем, как и большинство моих сотоварищей по «Живому кольцу», я был тогда преисполнен требовательных надежд, что наша Родина наконец-таки преобразится. Однако сегодня, когда Россия, увы, остаётся страной вопиющего социального неравенства, события октября 1917-го представляются мне триумфом. Пусть даже это был переворот! Оказывается, всё дело в оптике: через горловину какой колбы времени ты вглядываешься в прошлое?..

Знаю точно: если бы дожил до этой даты (раньше она считалась красным днём календаря) основатель Парка истории реки Чусовой Леонард Дмитриевич Постников, не сомневаюсь, он бы не оставил её без внимания. Возможно, в парке бы зазвучал бас Фёдора Шаляпина, усиленный колонками:

Эх, дубинушка, ухнем!
Эх, зелёная, сама пойдёт…
Подёрнем, подёрнем
Да ухнем!..

А вслед за шаляпинским басом – баритон Иосифа Кобзона, воодушевлённый пахмутовской мелодией:

И вновь продолжается бой.
И сердцу тревожно в груди.
И Ленин такой молодой,
И юный Октябрь впереди…

Памятник Владимиру Ильичу Ленину, когда-то стоявший на территории доменного цеха ЧМЗ, а впоследствии получивший политическое убежище на мемориальной площадке этнопарка, посвящённой истории Чусовского металлургического завода, а также бюст революционного писателя Аркадия Гайдара, спасённый от мусорной свалки времён горбачёвской перестройки и перемещённый сюда же, на левый берег Архиповки, были бы украшены алыми бантами. По улице этнопарка разъезжал бы патрульный музейный «ЗИС», за рулём которого сидел бы человек в серой солдатской шинели, напоминающий Иосифа Виссарионовича Сталина… Да мало ли, что бы мог учинить записной выдумщик Постников?..

А сам Леонард Дмитриевич ходил бы по улице в видавшей виды олимпийке образца «лихих девяностых», в которую он не без вызова облачился ещё в ту пору, когда в одночасье вдруг отменили факт существования Советского Союза, и Постников надел тогда её, словно обозначил, чего мы лишились: СССР. И это не просто аббревиатура.
Помню, когда я делал с ним интервью для пермской «Звезды», Леонард Дмитриевич, размышляя о трансформации советской власти, привёл слова одного своего знакомого, доподлинно знавшего изнутри начальственные кабинеты Чусового. Сей человек сказал буквально следующее:

- Лучше советской власти нельзя было придумать. Хорошая была власть, да дуракам досталась!

История не пишется царедворцами. И если некий нынеший Нестор, прикреплённый к партии власти, будет умножать директивные посылы, что, дескать, перевороты, мятежи и революции есть социальное зло, он всё равно не отменит сейсмичности истории. Вулканы не только спят, но и впадают в бессонницу. «Детонатором может быть всё, что угодно», - помню, обмолвился в 2011 году на встрече в редакции «Звезды» «огненный протопоп современности» Александр Проханов, кстати, намеревавшийся посетить Парк истории реки Чусовой. И продолжил: «Русская история, конечно, описывается экономическими и политическими законами, но, кроме того, над ней ещё властна такая категория, как русское чудо. Так вот, чудо тоже может быть детонатором».

Разве не чудо (в данном случае – горькое), что не стало могущественной державы – СССР, и никто не вышел на его защиту? В 1993-м попытались запоздало бодаться, но были расстреляны из ельцинских танков. Точно такое же чудо, что 300-летняя российская империя рухнула в Октябре 1917-го, будто бы её сморгнуло окаянное око к тому времени уже убиенного старца Григория Распутина. Всё более погружающийся не в глубину предназначения наследуемой им империи, а в тонкости своего семейного счастья-несчастья и генетической расплаты Николай II не стал отстреливаться в Зимнем дворце, как Сальвадор Альенде в Ла Монеда, а безропотно подписал отречение. Словно сработал код неотвратимого пророчества жившего при Екатерине II и Павле I монаха Авеля, которое, согласно завещанию оного, прочли Николай Александрович с Александрой Фёдоровной в 1901-м, а там… И падение империи, и имя последнего русского венценосца. Слаб ли был Николай II или всё-таки обладал скрытой силой духа, дарованной ему тайным знанием, а посему осознанно взошёл на Голгофу вместе с августейшим семейством?..

Так или иначе, но, как заметил бы в этом месте Александр Пушкин, «Октябрь уж наступил…» Пассионарность Ульянова-Ленина, Троцкого и их сподвижников оказалась на несколько порядков выше нарциссического фанфаронства Керенского и бесплодных дебатов Временного правительства. Помню, когда в августе 1991-го я воротился из Москвы в Пермь и встретился со своим старшим другом и учителем, чусовским журналистом Вилорием Глуховым, он, молодым солдатиком участвовавший в подавлении венгерского восстания 1953 года, обронил фразу, которую я оценил позднее: «Путчи не делаются дрожащими руками и в белых перчатках!»

В этом смысле ленинские длани были беспрекословно тверды, как на будущих памятниках вождю мирового пролетариата, а оставленные в наследие Владимиру Ильичу бежавшим со своего поста Керенским белые перчатки откровенно брошены большевиками в обескураженные делегатские лица разогнанного ими Учредительного собрания. Перчатки были подняты, но дуэль между красными и белыми состоялась не в пользу последних. Кто ответит: отчего количество «спецов», то бишь бывшего царского офицерства, преобладало на стороне красных, а не белых?..

В октябре 1917-го большевики дали изверившемуся населению Российской империи не только внятные лозунги: «Вся власть – Советам!», «Земля – крестьянам!», «Фабрики – рабочим!», но и со временем, преодолев Гражданскую войну, послевоенную разруху и болезненную коллективизацию, а также проведя ликвидацию безграмотности, а там и – индустриализацию, смогли воплотить эти лозунги в реальность. Не буду сейчас цепляться за подпорки цитат и щеголять статистикой, потому что ею можно доказывать всё, что угодно, причём – в любую сторону. В том числе – мировой революции, процветающей ныне в Китае, марширующей в Северной Корее, не умолкающей на Кубе и бушующей в Венесуэле. Поделюсь личным воспоминанием, которое уже никто не отменит.

Вечереющие окна моего чусовского детства были окрашены насыщенно-завораживающим и постепенно гаснущим розовым сиянием выливаемого из вагонетных ковшов шлаком металлургического завода. Вполнеба! Не волшебство ли?.. Завод, как большой художник, писал собственный автопортрет. В этом соборном творчестве участвовал и мой отец. В памяти – завидное соотношение, что в те годы зарплата сталеваров превосходила зарплату заводских начальников, в чём таилась суконная правда горячего производства.

Что произошло на обломках народовластья? Сначала зарплата заводских начальников в разы превысила оценку труда сталеваров. Затем из окон ушло ликующее розовое сияние. Потом у подножия Арининой горы в постниковском этнопарке возникла та самая мемориальная площадка, посвящённая когда-то славной истории когда-то градообразующего предприятия. На открывающем её стенде – два запоминающихся общих снимка. На одном – лица дореволюционных рабочих. Гремучая смесь смирения и бунтовских предчувствий. На другом – наследники Октября. Закалённые пламенем печей в дальнейшем ликвидированных мартенов. Полные уверенности в настоящем и с надёждою глядящие в будущее. Многих я знал лично. Вот сталевар Николай Горохов, который бровями мог соперничать с генсеком.

Это лица героев. Не забывайте, что глаза их смотрят и в наш день. В том числе, - в 100-летие Великой Октябрьской социалистической революции. И они повзыскательней окаянного ока старца Распутина. И от этих глаз уже не скрыться.

1. Леонард Постников