20 ноября исполнилось бы 78 лет уроженцу Чусового, замечательному русскому писателю Михаилу Голубкову

В своё время Виктор Астафьев разглядел зорким оком то, что, очевидно, продолжало в Михаиле Голубкове его, астафьевскую линию.

Это – боль за простого человека, деревенского или заводского, и ответственность за вторжение человека в природу. Голубков вырос на берегах Чусовой, Вильвы и Усьвы, которые уже тогда, в середине ХХ века, а с годами всё больше и неотвратимей, засыпались отходами металлургического производства – тем самым шлаком, который в раскалённом своём состоянии мог даже радовать взоры местной ребятни, а, остывая, являл собой сизо-серую, часто колючую массу.

Думаю, босые ступни Миши, входящего в ту же Усьву где-нибудь в районе Подъеловика, не единожды ощущали не песок и не гальку, а вот эти уколы незримых шлаковых ежей, притаившихся на дне. 

Возможно, именно это даст протестные импульсы и, преломлённое, в дальнейшем выльется в написание Голубковым книги под названием «Напуганный лес». Михаил навсегда останется очарованным уральским лесом, превратится в частого его паломника – охотника, рыбака, грибника. Несмотря на то. что он давно переберётся из Чусового в Пермь, где столько собратьев по перу – целая писательская организация, но природа будет тянуть Голубкова к себе постоянно, вероятно, подпитывая его творческую натуру на создание новых книг – «Даровая дичь», «Крайняя изба», «Пойду глухаря добуду», «Лога»…

Помню, как вдова Михаила Дмитриевича Римма, вспоминая «лесные десанты» своего покойного супруга, сетовала, что он долго не мог находиться в городе, а в холодные ночи в лесу, видимо, себя застудил, отсюда – и болезнь, которая в итоге его свалила.

Михаил Голубков – из породы запоминающихся людей: невысокого роста, плотно сбитый, с ясным лбом и неукротимым нравом. В Доме писателей он был частым нарушителем спокойствия, мотором неожиданных инициатив. Он ушёл в возрасте пятидесяти одного года. Разумеется, многое не выговорив на бумагу. В «Музее писательских судеб» Чусовского этнографического парка висит портрет Михаила Дмитриевича кисти его друга, пермского художника Равиля Исмагилова. Писатель запечатлён в телогрейке, с двустволкой за плечом. Ощущение, что он до сих пор где-то бродит по окрестным лесам…

Юрий Беликов